Еще в университете на семинаре по психологии для иллюстрации какого-то понятия с нами провели такое упражнение. Из аудитории попросили выйти пять добровольцев, а оставшимся студентам прочли незамысловатый рассказ с линейным сюжетом. Один студент должен был пересказать историю первому приглашенному из коридора, затем этот человек – следующему и так далее. Пораженные, мы слушали, как прочитанный минуту назад рассказ все больше изменятся, гибко подчиняясь восприятию каждого рассказчика. На первый план вдруг выходили незначительные моменты, в то время как целые действия или оттенки смысла оказывались за рамками сюжета. Личность повествующего вдруг становилась важнее «правдивости» истории, ситуация превращалась в нарратив, муравьи смысла, как в постмодернистской ризоме Жиля Делеза, обретали свободу перемещения в любом направлении. Соответствие изначальной версии не имело никакого значения – как каждый новый носитель истории, так и мы, слушатели, наслаждались процессом рассказа ради рассказа. 

 

Нарратив как история, которую «всегда можно рассказать по-другому», прекрасно прослеживается не только в постмодернистских романах последних десятилетий («Коллекционер» Джона Фаулза, «Если однажды зимней ночью путник» Итало Кальвино, «1Q82» Харуки Мураками и другие), но и постепенно завоевывает визуальные плоскости презентации информации, в частности фотографию. Многие авторы заимствуют известные живописные и литературные сюжеты, намекая, что темы и истории, послужившие источником вдохновения несколько веков назад, не теряют свою актуальность сегодня.   

 

Британский критик Шарлотта Коттон отмечает: «Наша реальность характеризуется определенной степенью символизма и открытыми культурными вопросами, которые, по сути, перекликаются с другими историческими периодами. […] При пересказе чужих историй фотограф совмещает со своей «художественной» ролью функцию летописца современных сказок, своеобразного рассказчика историй на новый лад».  

 

Взяв за отправную точку сюжет смерти юной Офелии из трагедии Уильяма Шекспира «Гамлет», плотно закрепившейся в памяти каждого из нас изображением со знаменитого полотна Джона Эверетта Милле, интересным кажется рассмотрение и анализ фотографических реплик, выполненных современными авторами разных жанров и направлений. Каким образом игра в узнаваемые символы может приобретать совершенно другие, порой весьма неожиданные, оттенки, становясь матрицей для новых смыслов?  

 

Том Хантер: Офелия британских окраин

 

Кропотливо сконструированные, «живые полотна» британского фотографа Тома Хантера парадоксальным образом сочетают в себе постиндустриальные пейзажи неблагополучного лондонского пригорода Хакни и аллюзии на классические произведения. Фотограф не отрицает влияния, которое, в свое время, оказали на него работы прерафаэлитов и голландского художника Яна Вермеера:

 

«Хакни захватывает и не отпускает меня смешением культур, людей и историй, но в основе моей художественной практики лежат картины Вермеера, прерафаэлитов и многие другие работы, сегодня ставшие частью истории. Для меня самого, молодого, сражающегося за социальную справедливость где-то в английском сквоте, они оказались значимым и неожиданным открытием. Ища радикальный подход в искусстве, в самых традиционных художественных формах я обнаружил совершенно революционных художников!».

 

«С момента знакомства с творчеством Вермеера, я черпал вдохновение во многих полотнах и описаниях жизней разных художников, изучая то, каким образом они фиксировали, описывали и включали в работы истории о своем окружении. В мои намерения не входило копирование искусства в историческом контексте, я хотел скорее повторно исследовать, понять и дать другую интерпретацию случившемуся когда-то. Такой подход помогал мне, как художнику, контекстуализировать собственные фотографии, умножая слои понимания и предлагая зрителю изучить связь искусства и  общества,» - рассказывает фотограф.